zondag 1 september 2013
donderdag 18 juli 2013
Укрывательство педофилии властями Бельгии и Европейским судом по правам человека.
Я, Моисеенко Людмила, гражданка Российской Федерации и Узбекистана, с 1999 г. проживаю в Бельгии и имею внука, которому сейчас 4 года и который является жертвой педофилии и инцеста. Моя дочь, мать ребенка, не может выступать против его отца Р. К. (гражданин Бельгии русского происхождения), так как она запугана и боится расправы со стороны его покровителей — чиновников юстиции, которые грозят ей отобранием сына. В связи с этим во всех нижеперечисленных инстанциях я выступала в качестве заявителя по данному делу.
Моя дочь, прожив с Р. 3 года, в июне 2008 г. родила сына Д., с которым Р. вдруг начал запрещать мне видеться с 2-месячного возраста внука.
В августе 2008 я подала жалобу в Суд по делам несовершеннолетних г. Антверпена с просьбой дать мне право общения со своим внуком. Результатом подачи жалобы стало: сначала временное разрешение встречаться мне с внуком в специально предназначенном для встреч с детьми помещении организации «ДОМ» под присмотром ee персонала, а затем — решения Суда по делам несовершеннолетних Суда 1-ой инстанции и апелляционного суда; в последнем полагалось мое «закрепленное право на общение считать нецелесообразным», т. к. я «на фанатичный манер одержима здоровьем ребенка». На самом деле, все факты дела были целенаправленно искажены и сфальсифицированы против меня всеми чиновниками, судьями, адвокатами и педиатром, оказавшимися причастными к делу. Суд, видимо, решил объявить меня фанатично одержимой здоровьем ребенка для того, чтобы не допустить к общению с внуком, которого его отец подвергает сексуальному надругательству и растлению. Но тогда я еще не догадывалась о педофилии в отношении моего внука (хотя в «ДОМе», когда малышу было еще чуть больше года и я меняла ему памперсы, то видела красноту вокруг ануса и ему было больно сидеть, но тогда еще я не могла правильно распознать эти признаки педофилии и ошибочно полагала, что не соблюдаются правила гигиены в отношении малыша).
При поддержке суда Р. не позволял мне видеть внука, но в октябре 2010 моя дочь вместе с ребенком временно переехала жить ко мне (сказав Р., что переезжает к знакомым). Отец регулярно забирал сына к себе домой. После его визитов к отцу я также стала замечать красноту на половом органе и вокруг ануса внука, у него была боль при мочеиспускании (2 раза лечили мочеполовые инфекции), но и тогда я неправильно воспринимала эти признаки. Также малыш вел себя агрессивно, приходя от отца: он бил свои любимые мягкие игрушки кулаком, и чаще по голове…
7 января 2011 г., после купания в душе моего внука (ему было 2 г. и 7 мес.), я увидела у него уже слишком явные следы сексуальных надругательств (расширенный анус 3 см в диаметре) и все поняла. Я пыталась собрать доказательства, для чего водила малыша по врачам (а надо было вызвать полицию и скорую помощь), но они отказывали мне в каком-либо обследовании.
18 января 2011 я написала жалобу прокурору г. Антверпена о подозрениях в педофилии отца ребенка и с просьбой провести необходимые медицинские обследования внука и предпринять другие срочные меры.
Лишь 5 февраля 2011 я была вызвана на допрос в службу по делам несовершеннолетних местной уголовной полиции. Протокол допроса № AN.37.LB.18280/11 инспектор полиции дала мне на подпись, сама же подписать его отказалась (приложение 1); она сказала, что я сама должна рассказать Р. о моей жалобе прокурору, а также отказалась принять мои вещественные доказательства по делу — 2 фотографии моего внука со следами сексуального надругательства, и тогда я послала их в полицию заказной почтой.
Подозреваемого в педофилии отца не изолировали от малыша и он продолжал забирать его в свой дом, в который, по рассказам внука, приходит «дяденька», который играет с ним, а потом тоже делает его попке больно. 11 февраля 2011 я пришла домой к моей дочери и уговорила ее не отдавать Д. отцу, о чем она его и предупредила по телефону. Но он все равно пришел и устроил ей скандал в подъезде и тогда я отправила ему мобильное сообщение о моей жалобе прокурору. Тогда Р. начал угрожать моей дочери и требовать от нее, чтобы я забрала свою жалобу.
18 февраля 2011 дочь звонила мне и просила меня забрать жалобу, потому что Р. сказал ей, что если я не заберу жалобу, то суд заберет у нее ребенка и отдаст ему, и она его никогда больше не увидит, а меня посадят в тюрьму за клевету. Она сильно плакала, т. к. боялась, что потеряет своего сына. Так как в то время я еще не знала истинного положения вещей в бельгийском правосудии, то я ей ответила, что не надо верить его словам и что такого не случится.
В ночь с 25 на 26 февраля 2011, когда после очередного сексуального надругательства над Д. (он всю неделю находился у отца и 25-го вечером был передан матери) были явно видны все признаки этого, и после моего звонка в службу спасения 112, в клинике внуку было проведено медицинское освидетельствование и затем, на основании его подтверждающего результата, присутствующим офицером полиции был вызван гинеколог для проведения мед. обследования на предмет поиска следов спермы преступника. Для этого также забрали личные вещи внука, а у меня полиция изъяла карту памяти с фотоаппарата (для распечатки фотоснимков), на которой были запечатлены следы сексуальных надругательств над внуком — это все зафиксировано в протоколе допроса № AN.37.LB.02940611. После этого я получила на руки справку гинеколога о проведенном мед. обследовании (прил. 2) для передачи ее домашнему врачу и брошюру — руководство для жертв секснасилия (прил. 3, 4).
28 февраля 2011 состоялось первое судебное заседание относительно места проживания Д., т. к. его родители разъехались. На заседании суда родители получили равное право на воспитание сына и его проживание стало понедельным у каждого из родителей. Суд противозаконно не принял во внимание то обстоятельство, что Р. — подозреваемый в деле по педофилии, хотя я предупредила суд об этом заранее, принеся в прокуратуру копию допроса.
Через неделю после мед. обследования внука, т. е. 4 марта 2011, я позвонила инспектору полиции, чтобы узнать результаты мед. экспертизы и она мне сказала, что прокурор запретил сообщать мне ее результаты, которые якобы еще не готовы, и что отец малыша у них вне подозрений (еще нет результатов экспертизы, а он уже вне подозрений!) и может забирать ребенка себе.
Д. после проживания у отца возвращался с множественными синяками от пальцев на теле, в основном, на руках и ногах (прил. 5) и с явными признаками сексуальных надругательств. Также малыш совершал действия мастурбации… Я писала множество жалоб в различные бельгийские инстанции, в том числе омбудсмену юстиции Renaat Landuyt, председателю сената Danny Pieters, Уполномоченному по правам ребенка Bruno Vanobbergen, прося помощи в деле и защиты для внука, но все было безрезультатно — ни одна инстанция не стала разбираться в деле по педофилии.
Утром в понедельник 9 мая 2011 я приехала в дет. учреждение, которое посещал внук. Т.к. он уже с пятницы жил у отца, то я собиралась доказать, что ребенок, живя у него, подвергается сексуальным надругательствам. Сначала в школе я осмотрела ребенка и удостоверилась в том, что Д. опять подвергался сексуальным надругательствам, а потом вызвала полицию и скорую помощь. Когда приехали полицейские и я им рассказала, в чем дело (тут вмешалась сотрудница администрации школы, у которой в руках было решение Суда по делам несовершеннолетних, в котором написано, что я «на фанатичный манер одержима здоровьем ребенка»), то полицейские начали звонить то в уголовную полицию, то своему шефу, и не давали фельдшеру разрешения отвезти внука в клинику на
освидетельствование — ведь заключение могут поставить только в клинике. Затем полицейские получили указание, чтобы ребенкаосмотрел фельдшер прямо в школе, к тому же они запретили мне присутствовать при осмотре моего внука (родственники должны находиться при мед. осмотре малолетнего рядом с ним). Во время осмотра малыша полиция оставалась в другом помещении вместе
со мной, но потом одна полицейская надолго выходила, а вернувшись, подошла к своему коллеге и тихо сказала ему, что факт сексуальных надругательств установлен и она теперь не знает, что делать; коллега ответил, что надо звонить шефу, что она и сделала.
После этого машину скорой отослали. На мой вопрос «Почему скорая уехала? Ведь факт сексуальных надругательств был установлен», полицейский ничего не отвечал, а молча заполнял формуляр допроса № AN.37.99.34-11, в котором ничего не написал о вызове скорой помощи и осмотре ребенка. Я подписала этот протокол, т. к. находилась в ступоре от происходящего. Потом лично приехал шеф полиции, вывел меня за ворота учреждения и сообщил мне в грубой форме, что факт сексуальных надругательств у ребенка установлен не был и мой вызов служб считается ложным. Когда я ответила, что это неправда и я слышала, что говорила полицейская своему коллеге, то он начал кричать, что на меня заведут уголовное дело.
На действия полиции 9 мая 2011 я жаловалась в Комиссариат полиции Антверпена и в Федеральный Комитет по надзору за полицией, но в их пространных ответах не было ни слова о данном инциденте, что указывает на нежелание главных и надзорных служб Бельгии разбираться в противоправных действиях местных правоохранительных органов. В Бельгии ОТСУТСТВУЕТ реальная возможность восстановления нарушенных прав, поскольку имеется только формальное наличие в государстве инстанций, куда могли бы обратиться пораженные в правах граждане.
Спустя неделю после того, как полиция помешала мне зафиксировать в клинике новый случай сексуального надругательства над внуком, моя дочь сообщила мне по телефону, что прокурором мне запрещено видеть внука, а если она не будет соблюдать этот запрет и разрешит мне видеться с ним, то сына у нее отберут! Это сообщила ей по телефону инспектор уголовной полиции. Когда я позвонила ей, она мне все подтвердила, но отказалась назвать имя прокурора. Я записала на видео два наших телефонных разговора через интернет.
Телефонный разговор (на нидерландском языке) №1:
http://www.youtube.com/watch?v=TWznOxh32BU&feature=youtu.be
Перевод разговора:
Инспектор полиции: Добрый день.
Людмила: Добрый день, это Моисеенко Людмила. Моя дочь сказала мне, что мне запрещено общаться с моим внуком.
Инспектор полиции: Да.
Людмила: Почему?
Инспектор: По решению прокуратуры по делам несовершеннолетних. Я звонила вашей дочери на прошлой неделе и пригласила её на приём, на котором поставила её в известность.
Людмила: Знаете ли вы причину?
Инспектор: Такое решение принято исходя из интересов Д.
Людмила: И это всё?
Инспектор: Да, это всё.
Людмила: Моя дочь мне также сказала, что если она не будет соблюдать это решение, то ребёнка могут у нее отобрать.
Инспектор: Да, могут. Если решение прокуратуры по делам несовершеннолетних не будет выполняться, то будут приняты меры и ребёнок может быть отобран у вашей дочери. Она должна проследить, чтобы у вас не было контакта с внуком.
Людмила: Но мы не видели никакого решения! Мы должны еще расписаться.
Инспектор: Нет, нет. Я получила задание от судьи поставить вашу дочь в известность о принятом судьёй по делам несовершеннолетних решении о запрете на ваш контакт с вашим внуком, вам не разрешается видеть вашего внука. Я пригласила мать ребёнка, поставила её в известность, она подписала бумагу о том, что её поставили в известность. На неё возлагается ответственность в выполнении решения. В случае невыполнения прокуратура может принять другое решение и могут быть приняты меры исходя из интересов Д.
Людмила: Я бы хотела видеть эту бумагу.
Инспектор: Да, вас также поставят в известность. Но мать Д. первая извещена о принятом решении, поскольку она является ответственной персоной. Она должна позаботиться о том, чтобы не было никакого контакта между вами и Д. Вы понимаете?
Людмила: Да, да. Очень хорошее решение всё скрыть!
Инспектор: Я не знаю хорошее или нет, но это решение прокуратуры и я получила задание передать это решение.
Людмила: Хорошо, спасибо.
Инспектор: Я понимаю, что вам тяжело, но это решение прокуратуры.
Людмила: Спасибо. Я этого ожидала.
Инспектор: Да?
Людмила: Конечно! Я хочу доказать, что над моим внуком производится сексуальное насилие. Полиция не хочет, чтобы я отвела внука в больницу для того, чтобы зарегистрировать факт сексуального насилия и теперь… Я ожидала это.
Инспектор: Я думаю, что персона, ответственная за досье, свяжется с вами, чтобы передать решение и прослушать ваши комментарии.
Людмила: Спасибо, до свидания.
Телефонный разговор (на нидерландском языке) №2:
http://www.youtube.com/watch?v=Is3Do5xURrc
Перевод разговора:
Сотрудник полиции: Добрый день…
Людмила: Добрый день, я уже звонила, но забыла кое-что спросить. Я говорила с инспектором полиции Сара, можно опять с ней поговорить?
Сотрудник полиции: Да, одну минутку.
Людмила: Спасибо.
Сара Ахда: Алло, Сара говорит.
Людмила: Сара, извините, это опять Людмила Моисеенко, я забыла спросить имя прокурора, который вынес решение.
Сара Ахда: Прокурора? Один момент.
Людмила: Спасибо.
(инспектор полиции Сара Ахда отходит от телефона и с кем-то разговаривает)
Сара Ахда: Алло.
Людмила: Да.
Сара Ахда: Я могу только вам сказать, что решение принято прокуратурой по делам несовершеннолетних. Имя не могу сказать. Если вы хотите узнать имя, то вам следует действовать через адвоката.
Людмила: Но мой адвокат не может получить никакую информацию!
Сара Ахда: Я всего лишь чиновник полиции и не имею права делиться информацией.
Людмила: Понятно, спасибо. До свидания.
Сара Ахда: До свидания.
Инспектор уголовной полиции дала мне заведомо ложную информацию о имеющемся у нее официальном запрете на мои контакты с внуком и о подписании этого запрета моей дочерью. Его мне до сих пор не предоставили, но дочь они сильно запугали. Этот устный запрет является предостережением нам, угрозой, потому что как только я опять попытаюсь провести мед. экспертизу у внука, то мне его сразу же напишут задним числом!
24 мая 2011 я обратилась с жалобой в Верховный Суд Бельгии, в которой описала все ранее произошедшее по поводу педофилии в отношении моего внука, начиная с жалобы прокурору от 18 января 2011, и с просьбой остановить беспредел юстиции и полиции в г. Антверпене и предоставить правовую защиту моему внуку. Также я послала им 3 фотографии моего внука со следами секс.
надругательств.
14 июня 2011 из Верховного Суда Бельгии мне ответили, что они изучат, подходит ли моя жалоба для их расследования.
Также я обратилась в различные российские организации и СМИ, к Президенту РФ Медведеву с просьбой о помощи, т. к. я поняла, что в Бельгии мне правды не добиться. В российской он-лайн газете «Правда.ру» написали статью и сняли видеоролик с моим интервью с субтитрами на английском языке, который затем был растиражирован в интернете. Зная о том, что бельгийские адвокаты передают всю информацию о своих клиентах в вышестоящие инстанции, 26 июля 2011 я сообщила своему адвокату о моих обращениях в Россию (послав также ссылку на видеоролик) в надежде, что это поможет мне продвинуть дело по педофилии.
Через день после этого, 28 июля 2011, мне вдруг позвонил мой домашний врач Александр Керч (до этого однажды он мне также звонил в связи с тем, чтобы я держала его в курсе того, что происходит с моим внуком в деле по педофилии, т. к. ему звонили, как он сказал, из соответствующих органов с вопросами, а он ничего об этом не знает) и предложил мне придти сдать кровь на анализ, если я хочу и дальше наблюдаться у него, и что кровь надо сдавать раз в год (никогда раньше врачи не предлагали мне этого по телефону, к тому же я уже сдавала кровь за 7 месяцев до этого — он сам писал мне направление). Я тогда удивилась, но не придала зтому звонку особого значения.
В этот же день, 28 июля 2011, я получила письмо с пометкой на конверте «срочно» из Верховного Суда Бельгии (прил. 6), что мою жалобу будут рассматривать дальше, т. е. она подпадает под их критерии для расследования. Содержание письма явно не было срочным, оставалось только догадываться, в чем заключалась срочность для Верховного Суда Бельгии. Вскоре я это поняла, т. к. через неделю после этого мне позвонил некий русскоговорящий Игорь (не захотевший назвать свою фамилию) и представился независимым юристом, которому Павел Астахов, уполномоченный по правам ребенка в России, якобы дал указание разобраться в деле с моим внуком (позже я выяснила в Генеральном Консульстве России в Антверпене, что Астахов работает только через них и они сами бы со мной связались). Игорь хотел со мной лично встретиться в Брюсселе, чтобы, как он сказал, получить от меня письменные ответы из бельгийских инстанций и задать мне несколько вопросов, но я должна держать общение с ним в секрете, мол, им шум не нужен. Я заподозрила неладное и предложила пока ограничиться пересылкой документов через электронную почту. Он согласился. Мы переписывались в течение двух дней — в его письмах стояла автоматическая подпись «Dr Troian Igor» (прил. 7); по его мобильному номеру телефона +32 485 713 803 (прил. 8) я нашла в интернете некую фирму «Ренессанс Групп» («Renaissance Group») в Бельгии (прил. 9), которая предоставляет медицинские услуги для бывших соотечественников.
Игорь продолжал мне звонить и настойчиво предлагал встретиться, давил на меня тем, что, раз я не соглашаюсь на встречу, то он напишет Астахову о моем самоотводе и дело закроют и не будет тогда от него никакой помощи для моего внука. Когда я сказала, что в моей нынешней ситуации я боюсь встречаться с людьми, которых не знаю, он нервно ответил, что зачем же было доводить дело до
такого, что теперь приходится бояться, и что надо было все делать тихо и не кричать везде об этом! После этих слов я окончательно поняла, что Игорь (прил. 10) — подставное лицо и против меня что-то затевают через моих бывших соотечественников, чтоб у меня не возникло никаких подозрений.
Когда Игорь не смог со мной договориться о встрече в очередной раз, то в тот же день около 10 вечера (!) мне позвонила его сообщница, назвавшаяся Антониной Павловной Голиковой и также настойчиво предлагала встретиться в ближайщие 2-3 дня(складывалось такое ощущение, что это нужно им, а не мне). При этом она рассказала, что якобы встречалась лично с П. Астаховым в Москве, откуда она только что приехала, и что он сообщил ей о моем письме ему в блог и передал ей 3 фотографии моего внука, посланных ему мною, на которых запечатлены страшные последствия секс. надругательств. Но я Астахову ни в какой блог не писала, а 3 фотографии посылала в Верховный суд Бельгии.
Вскоре, благодаря интернету, выяснилось, что Игорь Троян — врач анестезиолог-реаниматолог (прил. 11 и 12), распространяющий информацию о своей фирме «Ренессанс Групп» под ужасным и многоговорящим ником «патан» (сленг патологоанатомов - прил. 13), и что на имена И. Трояна и А. Голиковой в Бельгии зарегистрирован патент на «неинвазивный метод и устройство для диагностики внутренних органов и тканей живого человеческого тела» (прил. 14). Значит, эти люди оба работают в медицине и, возможно, тесно общаются с трансплантологами. Я предположила, что меня хотят разобрать на органы. И, действительно, на cвоем сайте «Ренессанс Групп» эти люди предлагают также услуги по трансплантации (прил. 15). Полагаю, что меня решили убить с помощью врачей, т. к. я начала разглашать тайну о покрывании педофилии в Бельгии за ее пределами.
Я немедленно обратилась в Интерпол и в Следственный Комитет России с заявлениями об угрозе жизни, о чем и сообщила опять своему адвокату. После этого Игорь Троян и Антонина Голикова прекратили мне звонить и писать, что еще раз подтверждает связь этих людей с чиновниками из юстиции Бельгии. Но новые покушения на мою жизнь возможны вновь, т. к. я не оставляю попыток спасти своего внука от педофилов.
18 октября 2011, через 5 месяцев после даты подачи жалобы в Верховный Суд Бельгии, там приняли окончательное решение: что я, будто бы, жаловалась на решения прокуратуры и суда (которых тогда еще не было) и что их Комиссия по советам и расследованиям не может рассматривать жалобы о содержании судебных решений (прил. 16). Почему же тогда в июле месяце мне решили прислать срочное письмо, в котором сообщали, что их Комиссия по советам и расследованиям может рассмотреть мое дело, а через 2,5 месяца — что не может (при этом без зазрения совести сфальсифицировав факты)? Сначала, наверное, это был отвлекающий маневр, чтоб я на радостях не сильно задумывалась о подосланных независимых юристах-врачах, а потом уже ответили, как обычно всем отвечают.
Также вокруг меня стали происходить другие странные вещи. Например:
— в домах от общества социального жилья «Воонхавен Антверпен» (где я снимаю свою квартиру), вдруг поменяли правила и напечатали буклет. В нем, помимо некоторых обычных нововведений, появилось такое правило: в некоторых случаях сотрудники общества имеют право заходить в квартиру без разрешения хозяина: если хозяин квартиры никого не впускает или его нет дома, а им нужно потравить тараканов или поступил сигнал, что в квартире кому-то нужна медицинская или иная срочная помощь (но так всегда можно ворваться к любому в дом и заявить, что кто-то позвонил и сообщил, что в этой квартире звали на помощь…) К буклету прилагалась бумажка, в которой квартиросъемщик должен был расписаться, что согласен с новыми правилами. Я подписала с замечанием, что не согласна с этим пунктом правил;
— каждую осень я просила у своего домашнего врача рецепт на вакцину от гриппа для покупки ее в аптеке и сама себе ее ставила. Прививки от гриппа также были всегда платными и для детей. И вдруг мне с работы приходит письмо, что я могу от предприятия поставить бесплатную прививку. Для этого я должна подписать согласие, затем мне сообщат дату и время, когда в контору для вакцинации коллектива приедет врач. Позже я узнала, что взрослым на многих предприятиях стали предлагать прививки от гриппа. Но ведь неугодному человеку вместо вакцины можно вколоть что-то другое, а потом сказать, что у некоторых тяжелые реакции на вакцины, да он и сам хотел вакцинироваться — согласие имеется. Детей бесплатно от гриппа так почему-то и не стали прививать;
— когда зимой я заболела и пришла к домашнему врачу, у которого еще ни разу не консультировалась, то он, попросив у меня мою электронную карту медицинского страхования и посмотрев ее данные на компьютере, стал уговаривать, а затем и давить на меня, чтобы я подписала согласие на медицинское глобальное досье (полный сбор информации о заболеваниях, анализах и лечении человека изо всех медицинских учреждений страны, которая стекается к одному постоянному домашнему врачу), хотя я его предупредила, что я пришла к нему всего единственный раз, потому что мой врач сегодня не принимает. В зале ожидания этого врача я встретила одну свою знакомую и потом специально позвонила ей, чтобы узнать, предлагал ли он и ей открыть глобальное досье. Оказалось, что нет, не предлагал, хотя к нему она приходила не первый раз;
— примерно в это же время в домах от нашего общества социального жилья зачем-то решили всем жильцам поменять электронные карточки для мусорных контейнеров — они открываются только при прикладывании к ним этих карточек. При их получении все жильцы ОБЯЗАНЫ были подписать согласие на сбор информации о них, которая якобы нужна для этих электронных карт и которая будет передаваться в другие общества социального жилья (интересно, зачем?) Я подписала, но буквально через несколько дней на русскоязычном сайте в интернете наткнулась на информацию, что в российских школах под безобидным предлогом родителям предлагают подписать согласие на сбор какой-либо информации о их детях, но на самом деле собирается вся возможная информация. Тогда я обратилась в свое общество социального жилья с заявлением об отказе от сбора информации обо мне. Мне это стоило большого труда, т. к. служащие общества всячески пытались меня обмануть: сначала я должна была поверить их подтверждению на словах, затем хитронаписанному подтверждению на непередачу данных обо мне третьим лицам, но никак не прекращению сбора иформации, также они не желали ставить свои подписи и печати…
Все эти события следовали одно за другим. У любого человека, находящегося в моей ситуации, это вызовет опасения. И ненапрасные.
Возвращаюсь к делу моего внука… Из прокуратуры Антверпена мои адвокаты месяцами не получали ответов, а потом так же месяцами я ждала ответы от них, поэтому я сильно сомневаюсь, что адвокаты в Бельгии работают на благо своих клиентов, а не на бельгийскую систему «правосудия» (лучше сказать: лживосудия).
18 ноября 2011 я послала заказной почтой прокурору Антверпена запрос о состоянии дела по педофилии, а также, по причине того, что у меня нет больше адвоката, запрос на просмотр досье или получении копий из него. Также я просила вернуть мне мою фотокарту памяти со снимками. Ответ, который я ждала больше месяца (прокуратура должна отвечать в течении 2-х недель), гласил, что «Вы не являетесь ни жертвой, ни подозреваемой в деле и Вам не предоставлено разрешение на просмотр и взятие копий из него», а также, что «в деле не имеется объективных элементов, которые доказывают преступление» и что «малолетний не находится в опасности ни у отца, ни у матери» (прил. 17). Отказ прокурора в просмотре досье на том основании, что я не являюсь ни жертвой, ни подозреваемой в деле, противозаконен. Я — заявитель в деле и имею полное право его изучить.
На мои телефонные звонки в приемную для пострадавших прокуратуры Антверпена мне тоже отвечали, что я не имею права получать информацию о деле, т. к. я не являюсь ни пострадавшей, ни подозреваемой, но я настаивала на том, что я заявительница и имею право на информацию и тогда служащие приемной стали или бросать трубку телефона или давать мне ложную информацию о закрытии дела.
Также я, как заявитель, была поставлена в безвыходные условия: органы правосудия не известили меня о предстоящем судебном заседании Суда по делам несовершеннолетних Суда 1-ой инстанции Антверпена 22 ноября 2011 по делу № AN.37.LB.02940611 (я узнала о нем случайно спустя несколько месяцев) и тем самым лишили меня, заявительницу, возможности присутствовать на суде и давать показания, которые являются доказательствами и влияют на решение по делу, а также впоследствии, не предоставив мне судебного решения и лишив меня этим возможности ознакомиться с ним и опротестовать его в вышестоящей инстанции. Так как судом был нарушен принцип личного участия заявителя в судебном заседании, то, отказавшись исследовать доказательства, устанавливающие наличие обстоятельств, имеющих значение для правильного рассмотрения и разрешения дела, суд проявил заинтересованность в исходе дела в пользу стороны подозреваемого в педофилии Р. К. Фактически, состоявшееся судебное заседание носило формальный характер.
О деле №AN.37.LB.02940611 я так и не получила никакой информации, а 29 ноября 2011 я получила уведомление о закрытии дела № AN.37.LB.18280/11 по причине недостаточности доказательств, датированное прокуратурой от 7 ноября 2011 (прил. 18) и 18 января 2012 — о закрытии дела №AN.37.99.34-11, датированное прокуратурой от 30 декабря 2011 (прил. 19).
Прокуратура Антверпена игнорировала все имеющиеся улики, доказывающие, что мой внук — жертва педофилии, неправомерно закрыла инициированное мною дело будто бы по причине недостаточности доказательств, которые сама же и скрывает: результат мед. обследования внука и мою фотокарту памяти со следами секс. надругательств над внуком. Дело в отношении Р. К. умышленно не расследовано.
Моя жалоба в вышестоящую инстанцию — Генеральному прокурору Антверпена о незаконном закрытии дел по педофилии якобы по причине недостаточности доказательств и с просьбой рассмотреть их в связи с тем, что у прокуратуры есть неопровержимые доказательства сексуального надругательства над моим внуком — это фотографии со следами сексуальных надругательств и справка гинеколога о проведенном им мед. обследовании (гинеколог назначается и вызывается полицией специально для проведения обследования по поиску следов спермы преступника у жертвы после того, как сексуальное надругательство подтвердит детский врач клиники), была им отослана опять на рассмотрение того же самого прокурора. А ведь Генеральный прокурор обязан рассмaтривать жалобы, в которых ставится вопрос о признании незаконными или необоснованными решения и действия (бездействия) прокурора.
Несмотря на все мои обращения в различные внутренние инстанции и организации по защите детей в Бельгии, а также открытое письмо королю, мой внук не был взят под защиту бельгийского правосудия и, как и прежде, продолжает подвергаться растлению и сексуальным надругательствам со стороны своего отца и «дяденьки», про которого рассказывал мне внук. Возможно, что этот «дяденька» занимает пост прокурора и мой внук стал также и его жертвой взамен на «крышу» для его отца.
Весной 2012 я подала жалобу в Европейский Суд по правам человека в Страсбурге, которая была составлена мною при активном участии российского юридического эксперта; были соблюдены все правила заполнения формуляра жалобы и ее подачи вместе с доказательствами по делу, но моя жалоба неправомерно была объявлена ЕСПЧ неприемлемой к рассмотрению (прил. 20)! Впоследствии через интернет я познакомилась с другими женщинами из разных стран Европы, дети или внуки которых также стали жертвами отцов-педофилов, и узнала от них, что дела по их жалобам в Страсбурге и в Женеве также не рассматривались или позже были закрыты; также тем матерям, которые проживали в чужой стране и которым удавалось увезти детей от педофилов на свою родину, бывало, частично помогали, но в конце концов все оборачивалось так, что детей все же возвращали отцам-педофилам — этому способствовали местные высшие чины из юстиции и полиции. Напрашивается вопрос: а не связаны ли все эти чиновники из органов власти разных стран между собой, раз они так помогают друг другу? И если да, то что это за международный тайный союз, покрывающий преступления против детей и их родителей?
События последних дней:
Вечером 22 ноября 2012 года у меня зазвонил телефон (прил. 21), на котором определился номер фирмы «Ренессанс Групп» (прил. 9) и женский срывающийся голос представился Антониной Голиковой (прил. 22). Она была очень разгневана тем, что я выложила их имена (ее и, как она сказала, ее мужа Игоря Трояна) в интернете и потребовала, чтобы я убрала их из сети, т. к. все написанное мною о них якобы не соответствует действительности. Я ей ответила, что раз она считает мой рассказ о них клеветой, то она может подавать на меня в суд. Сначала ей эта идея как будто очень понравилась и она воскликнула, что сделает это. Я ответила, что это очень хорошо, пусть подает и мы там во всем разберемся — кто прав, а кто виноват; и тут она вдруг заявила, что делать этого не будет, потому что мне нужен большой скандал, чтобы раздуть историю о внуке. Интересно, если она утверждает, что они хотели помочь моему внуку, то почему ей невыгоден шум по этому поводу? Далее она стала опять, как и более года назад, заявлять, что они, мол, выполняли задание П. Астахова (кстати, у моего внука еще нет российского гражданства), и что он им написал об этом по электронной почте и что она с ним лично общалась в Москве, где он и передал ей 3 фотографии моего внука со следами сексуального насилия. На мой вопрос: откуда у Астахова 3 фотографии моего внука (именно 3 фотографии я посылала в Верховный Суд Бельгии!), то она ответила, что их ему передал президент России Дмитрий Медведев. Какой бред! На мой вопрос, откуда у президента России эти 3 фотографии, она ответила, что не знает, наверное, это я их ему послала (!) И что Д. Медведев дал указание П. Астахову разобраться, что там в Бельгии происходит… Интересно… Насколько мне известно, из УПРАВЛЕНИЯ ПРЕЗИДЕНТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ПО РАБОТЕ С ОБРАЩЕНИЯМИ ГРАЖДАН И ОРГАНИЗАЦИЙ мое письмо было переслано в МИД России, о чем меня оттуда письменно и уведомили. И, наверное, просто забыли уведомить, что со мной также свяжется пара независимых юристов-врачей Голикова-Троян, получивших в Бельгии патент на устройство для диагностики внутренних органов и тканей живого человеческого тела…
Также Голикова, видимо, в пылу гнева, сообщила мне, что консул республики Узбекистан, являясь их близким другом (чему я верю, т. к. их фирма организовывает консульскую защиту своим клиентам — прил. 23) и, находясь у них в гостях, рассказал им о том, что я обращалась в Посольство республики Узбекистан с проблемой по поводу моего внука, и что я говорила ему о размещенной мною в интернете истории о борьбе за внука, в которой я описываю настойчивое желание А. Голиковой и И. Трояна встретиться со мной якобы для помощи моему внуку по заданию П. Астахова и о моих подозрениях на то, что они хотели разобрать меня на органы. Голикова также рассказала, что они все смеялись и думали, что это шутка и что женщину надо проверить, все ли в порядке у нее с головой, а сейчас, мол, она увидела, что мой рассказ действительно размещен в интернете и что это не шутка… Далее она опять начала мне грозить судом, вероятно, забыв, что им не нужен громкий скандал; опять приглашала с ними встретиться и тогда, мол, она мне докажет (на столе трансплантолога?), что они действительно связывались со мной по распоряжению П. Астахова; сорвавшись на крик, заявляла о их добродетели — что они работают в организации «Врачи без границ» и ездят по всему миру; что защищать внука — это дело его родителей (да, конечно, особенно это дело отца-педофила), а не бабушки. Во время разговора я иногда слышала странные попискивания в трубке, не связанные с моим телефоном, поэтому не удивлюсь, если выяснится, что ею велась запись нашего разговора и что он впоследствии будет смонтирован.
Во всем этом меня больше всего поразило то, что мой личный разговор с консулом стал достоянием не просто посторонних людей, но к тому же и моих врагов (интересно, что еще им стало известно из моего с ним разговора…) В связи с этим я написала консулу письмо (прил. 24).
К тому же, мне непонятно, почему консул на запрос дочери получить узбекский паспорт (у нее до сих пор нет никакого), отвечает, что никто ей узбекского гражданства не даст, т. к. она его не запрашивала ни в 16, ни в 25 лет (но она родилась в Узбекистане, вписана в мой старый узбекский паспорт и ее отец также гражданин Узбекистана) и что он выдаст ей сертификат на возвращение в Узбекистан, пусть туда едет, получает там паспорт и возвращается в Бельгию. Но как-то странно: если ей гражданства не дадут, то как она получит паспорт в Узбекистане? Скорее всего, если она уедет, то обратно уже не сможет вернуться. Я пришла к выводу, что надо сделать запрос на гражданство в Посольстве Узбекистана, а отец моей дочери обещал написать ей согласие на это (он проживает в Узбекистане)… Я сообщила об этом консулу, но он стал отговаривать. Тут вдруг отец дочери (его адрес мы обязаны были сообщить в Посольстве) пропал: перестал выходить с ней на связь (уже два месяца). Его жена, которая тоже немного общалась с моей дочерью, также не выходит с ней на связь. Даже и не знаю, связаны ли как-то эти все последние события между собой. Скорее всего, да…
Продолжая свою борьбу за спасение моего внука, в интернете я разместила петицию, которая с каждой десятой подписью отсылается по электронной почте министру юстиции и в парламент Бельгии, представителям ООН в Европе и в Америке, уполномоченным по правам человека и уполномоченным по правам детей в Европе и в РФ:
http://www.change.org/ru/petitions/a-little-boy-is-under-sexual-abuse-in-belgium
Помочь мне в моей борьбе за внука можно, подписав петицию и распространив ее.
Приложение 1. Страница из протокола допроса AN.37.LB.18280/11 (без подписи инспектора полиции).
Приложение. 2. Справка гинеколога дом. врачу о проведенном мед. обследовании.
Приложение 2а. Перевод справки гинеколога дом. врачу.
Приложение 3. Руководство для жертв сексуального насилия.
Приложение 4. Страницы из руководства для жертв сексуального насилия.
Приложение 4а. Перевод cтраницы из руководства для жертв сексуального насилия.
Приложение 5. Фото внука после возвращения от своего отца.
Приложение 5a. Фото внука после возвращения от своего отца.
Приложение 5b. Фото внука после возвращения от своего отца.
Приложение 5c. Фото внука после возвращения от своего отца.
Приложение 6. Конверт из Верховного Суда Бельгии с пометкой срочно.
Приложение 7. Эл. письмо от Игоря Трояна.
Приложение 8. Фотография моего мобильного телефона с сообщением от Игоря Трояна.
Приложение 9. Телефонные номера «Ренессанс групп» и И. Трояна.
Приложение 10. Фотография Игоря Трояна.
Приложение 11. И.Троян — анестезиолог.
Приложение 12. И. Троян — анестезиолог-реаниматолог.
Приложение 13. Ник И. Трояна — «patan».
Приложение 14. Скриншот с федерального сайта http://economie.fgov.be c информацией о патенте А. Голиковой и И. Трояна.
Приложение 15. Трансплантология — Renaissance Group
Приложение 16. Окончательное решение Верховного Суда Бельгии от 18 октября 2011.
Приложение 16а. Перевод окончательного решения Верховного Суда Бельгии от 18.10.2011
Приложение 17. Ответ прокурора г. Антверпена от 23 декабря 2011.
Приложение 17а. Перевод ответа прокурора г. Антверпена от 23.12.2011
Приложение 18. Уведомление о закрытии дела AN.37.LB.1828011 oт 7 ноября 2011.
Приложение 18а. Перевод уведомления о закрытии дела от 07.11.2011
Приложение 19. Уведомление о закрытии дела AN.37.99.34-11 oт 30 декабря 2011
Приложение 19а. Перевод уведомления о закрытии дела от 30.12.11
Приложение 20. Решение Европейского суда по правам человека о неприемлимости моей жалобы.
Приложение 21. Звонок от Голиковой 22 ноября 2012.
Приложение 22. Данные: Antonina Golikova + номер телефона.
Приложение 23. Консульская защитa от «Renaissance Group».
Приложение 24. Электронное письмо консулу Узбекистана.
Дата написания: декабрь 2012 г.
Внимание! После публикации в интернете всей правды о так называемом Медицинском Консалтинге Renaissance Group, сайт торговцев человеческими органами переехал сюда:
http://bellweb.be/antonina.be/011.html
Читайте по теме:
Бельгия: жалоба на королевского прокурора г. Антверпена Германа Дамса.
Читайте также:
Cтруктура международной сети педофилии и сатанизма.
Педофилия в бельгийских детских садах.
Педофилия в Бельгии: похищение детей системой.
Марш бельгийских педофилов.
Бельгия: педофилия и сатанизм в высших эшелонах власти.
Бельгия. ЗАЩИТА ПЕДОФИЛЬСКИХ СЕТЕЙ (видео о бельгийском монстре-педофиле Марке Дютру и о системе во власти, которая не ищет похищенных детей и защищает педофилов).
Моя дочь, прожив с Р. 3 года, в июне 2008 г. родила сына Д., с которым Р. вдруг начал запрещать мне видеться с 2-месячного возраста внука.
В августе 2008 я подала жалобу в Суд по делам несовершеннолетних г. Антверпена с просьбой дать мне право общения со своим внуком. Результатом подачи жалобы стало: сначала временное разрешение встречаться мне с внуком в специально предназначенном для встреч с детьми помещении организации «ДОМ» под присмотром ee персонала, а затем — решения Суда по делам несовершеннолетних Суда 1-ой инстанции и апелляционного суда; в последнем полагалось мое «закрепленное право на общение считать нецелесообразным», т. к. я «на фанатичный манер одержима здоровьем ребенка». На самом деле, все факты дела были целенаправленно искажены и сфальсифицированы против меня всеми чиновниками, судьями, адвокатами и педиатром, оказавшимися причастными к делу. Суд, видимо, решил объявить меня фанатично одержимой здоровьем ребенка для того, чтобы не допустить к общению с внуком, которого его отец подвергает сексуальному надругательству и растлению. Но тогда я еще не догадывалась о педофилии в отношении моего внука (хотя в «ДОМе», когда малышу было еще чуть больше года и я меняла ему памперсы, то видела красноту вокруг ануса и ему было больно сидеть, но тогда еще я не могла правильно распознать эти признаки педофилии и ошибочно полагала, что не соблюдаются правила гигиены в отношении малыша).
При поддержке суда Р. не позволял мне видеть внука, но в октябре 2010 моя дочь вместе с ребенком временно переехала жить ко мне (сказав Р., что переезжает к знакомым). Отец регулярно забирал сына к себе домой. После его визитов к отцу я также стала замечать красноту на половом органе и вокруг ануса внука, у него была боль при мочеиспускании (2 раза лечили мочеполовые инфекции), но и тогда я неправильно воспринимала эти признаки. Также малыш вел себя агрессивно, приходя от отца: он бил свои любимые мягкие игрушки кулаком, и чаще по голове…
7 января 2011 г., после купания в душе моего внука (ему было 2 г. и 7 мес.), я увидела у него уже слишком явные следы сексуальных надругательств (расширенный анус 3 см в диаметре) и все поняла. Я пыталась собрать доказательства, для чего водила малыша по врачам (а надо было вызвать полицию и скорую помощь), но они отказывали мне в каком-либо обследовании.
18 января 2011 я написала жалобу прокурору г. Антверпена о подозрениях в педофилии отца ребенка и с просьбой провести необходимые медицинские обследования внука и предпринять другие срочные меры.
Лишь 5 февраля 2011 я была вызвана на допрос в службу по делам несовершеннолетних местной уголовной полиции. Протокол допроса № AN.37.LB.18280/11 инспектор полиции дала мне на подпись, сама же подписать его отказалась (приложение 1); она сказала, что я сама должна рассказать Р. о моей жалобе прокурору, а также отказалась принять мои вещественные доказательства по делу — 2 фотографии моего внука со следами сексуального надругательства, и тогда я послала их в полицию заказной почтой.
Подозреваемого в педофилии отца не изолировали от малыша и он продолжал забирать его в свой дом, в который, по рассказам внука, приходит «дяденька», который играет с ним, а потом тоже делает его попке больно. 11 февраля 2011 я пришла домой к моей дочери и уговорила ее не отдавать Д. отцу, о чем она его и предупредила по телефону. Но он все равно пришел и устроил ей скандал в подъезде и тогда я отправила ему мобильное сообщение о моей жалобе прокурору. Тогда Р. начал угрожать моей дочери и требовать от нее, чтобы я забрала свою жалобу.
18 февраля 2011 дочь звонила мне и просила меня забрать жалобу, потому что Р. сказал ей, что если я не заберу жалобу, то суд заберет у нее ребенка и отдаст ему, и она его никогда больше не увидит, а меня посадят в тюрьму за клевету. Она сильно плакала, т. к. боялась, что потеряет своего сына. Так как в то время я еще не знала истинного положения вещей в бельгийском правосудии, то я ей ответила, что не надо верить его словам и что такого не случится.
В ночь с 25 на 26 февраля 2011, когда после очередного сексуального надругательства над Д. (он всю неделю находился у отца и 25-го вечером был передан матери) были явно видны все признаки этого, и после моего звонка в службу спасения 112, в клинике внуку было проведено медицинское освидетельствование и затем, на основании его подтверждающего результата, присутствующим офицером полиции был вызван гинеколог для проведения мед. обследования на предмет поиска следов спермы преступника. Для этого также забрали личные вещи внука, а у меня полиция изъяла карту памяти с фотоаппарата (для распечатки фотоснимков), на которой были запечатлены следы сексуальных надругательств над внуком — это все зафиксировано в протоколе допроса № AN.37.LB.02940611. После этого я получила на руки справку гинеколога о проведенном мед. обследовании (прил. 2) для передачи ее домашнему врачу и брошюру — руководство для жертв секснасилия (прил. 3, 4).
28 февраля 2011 состоялось первое судебное заседание относительно места проживания Д., т. к. его родители разъехались. На заседании суда родители получили равное право на воспитание сына и его проживание стало понедельным у каждого из родителей. Суд противозаконно не принял во внимание то обстоятельство, что Р. — подозреваемый в деле по педофилии, хотя я предупредила суд об этом заранее, принеся в прокуратуру копию допроса.
Через неделю после мед. обследования внука, т. е. 4 марта 2011, я позвонила инспектору полиции, чтобы узнать результаты мед. экспертизы и она мне сказала, что прокурор запретил сообщать мне ее результаты, которые якобы еще не готовы, и что отец малыша у них вне подозрений (еще нет результатов экспертизы, а он уже вне подозрений!) и может забирать ребенка себе.
Д. после проживания у отца возвращался с множественными синяками от пальцев на теле, в основном, на руках и ногах (прил. 5) и с явными признаками сексуальных надругательств. Также малыш совершал действия мастурбации… Я писала множество жалоб в различные бельгийские инстанции, в том числе омбудсмену юстиции Renaat Landuyt, председателю сената Danny Pieters, Уполномоченному по правам ребенка Bruno Vanobbergen, прося помощи в деле и защиты для внука, но все было безрезультатно — ни одна инстанция не стала разбираться в деле по педофилии.
Утром в понедельник 9 мая 2011 я приехала в дет. учреждение, которое посещал внук. Т.к. он уже с пятницы жил у отца, то я собиралась доказать, что ребенок, живя у него, подвергается сексуальным надругательствам. Сначала в школе я осмотрела ребенка и удостоверилась в том, что Д. опять подвергался сексуальным надругательствам, а потом вызвала полицию и скорую помощь. Когда приехали полицейские и я им рассказала, в чем дело (тут вмешалась сотрудница администрации школы, у которой в руках было решение Суда по делам несовершеннолетних, в котором написано, что я «на фанатичный манер одержима здоровьем ребенка»), то полицейские начали звонить то в уголовную полицию, то своему шефу, и не давали фельдшеру разрешения отвезти внука в клинику на
освидетельствование — ведь заключение могут поставить только в клинике. Затем полицейские получили указание, чтобы ребенкаосмотрел фельдшер прямо в школе, к тому же они запретили мне присутствовать при осмотре моего внука (родственники должны находиться при мед. осмотре малолетнего рядом с ним). Во время осмотра малыша полиция оставалась в другом помещении вместе
со мной, но потом одна полицейская надолго выходила, а вернувшись, подошла к своему коллеге и тихо сказала ему, что факт сексуальных надругательств установлен и она теперь не знает, что делать; коллега ответил, что надо звонить шефу, что она и сделала.
После этого машину скорой отослали. На мой вопрос «Почему скорая уехала? Ведь факт сексуальных надругательств был установлен», полицейский ничего не отвечал, а молча заполнял формуляр допроса № AN.37.99.34-11, в котором ничего не написал о вызове скорой помощи и осмотре ребенка. Я подписала этот протокол, т. к. находилась в ступоре от происходящего. Потом лично приехал шеф полиции, вывел меня за ворота учреждения и сообщил мне в грубой форме, что факт сексуальных надругательств у ребенка установлен не был и мой вызов служб считается ложным. Когда я ответила, что это неправда и я слышала, что говорила полицейская своему коллеге, то он начал кричать, что на меня заведут уголовное дело.
На действия полиции 9 мая 2011 я жаловалась в Комиссариат полиции Антверпена и в Федеральный Комитет по надзору за полицией, но в их пространных ответах не было ни слова о данном инциденте, что указывает на нежелание главных и надзорных служб Бельгии разбираться в противоправных действиях местных правоохранительных органов. В Бельгии ОТСУТСТВУЕТ реальная возможность восстановления нарушенных прав, поскольку имеется только формальное наличие в государстве инстанций, куда могли бы обратиться пораженные в правах граждане.
Спустя неделю после того, как полиция помешала мне зафиксировать в клинике новый случай сексуального надругательства над внуком, моя дочь сообщила мне по телефону, что прокурором мне запрещено видеть внука, а если она не будет соблюдать этот запрет и разрешит мне видеться с ним, то сына у нее отберут! Это сообщила ей по телефону инспектор уголовной полиции. Когда я позвонила ей, она мне все подтвердила, но отказалась назвать имя прокурора. Я записала на видео два наших телефонных разговора через интернет.
Телефонный разговор (на нидерландском языке) №1:
http://www.youtube.com/watch?v=TWznOxh32BU&feature=youtu.be
Перевод разговора:
Инспектор полиции: Добрый день.
Людмила: Добрый день, это Моисеенко Людмила. Моя дочь сказала мне, что мне запрещено общаться с моим внуком.
Инспектор полиции: Да.
Людмила: Почему?
Инспектор: По решению прокуратуры по делам несовершеннолетних. Я звонила вашей дочери на прошлой неделе и пригласила её на приём, на котором поставила её в известность.
Людмила: Знаете ли вы причину?
Инспектор: Такое решение принято исходя из интересов Д.
Людмила: И это всё?
Инспектор: Да, это всё.
Людмила: Моя дочь мне также сказала, что если она не будет соблюдать это решение, то ребёнка могут у нее отобрать.
Инспектор: Да, могут. Если решение прокуратуры по делам несовершеннолетних не будет выполняться, то будут приняты меры и ребёнок может быть отобран у вашей дочери. Она должна проследить, чтобы у вас не было контакта с внуком.
Людмила: Но мы не видели никакого решения! Мы должны еще расписаться.
Инспектор: Нет, нет. Я получила задание от судьи поставить вашу дочь в известность о принятом судьёй по делам несовершеннолетних решении о запрете на ваш контакт с вашим внуком, вам не разрешается видеть вашего внука. Я пригласила мать ребёнка, поставила её в известность, она подписала бумагу о том, что её поставили в известность. На неё возлагается ответственность в выполнении решения. В случае невыполнения прокуратура может принять другое решение и могут быть приняты меры исходя из интересов Д.
Людмила: Я бы хотела видеть эту бумагу.
Инспектор: Да, вас также поставят в известность. Но мать Д. первая извещена о принятом решении, поскольку она является ответственной персоной. Она должна позаботиться о том, чтобы не было никакого контакта между вами и Д. Вы понимаете?
Людмила: Да, да. Очень хорошее решение всё скрыть!
Инспектор: Я не знаю хорошее или нет, но это решение прокуратуры и я получила задание передать это решение.
Людмила: Хорошо, спасибо.
Инспектор: Я понимаю, что вам тяжело, но это решение прокуратуры.
Людмила: Спасибо. Я этого ожидала.
Инспектор: Да?
Людмила: Конечно! Я хочу доказать, что над моим внуком производится сексуальное насилие. Полиция не хочет, чтобы я отвела внука в больницу для того, чтобы зарегистрировать факт сексуального насилия и теперь… Я ожидала это.
Инспектор: Я думаю, что персона, ответственная за досье, свяжется с вами, чтобы передать решение и прослушать ваши комментарии.
Людмила: Спасибо, до свидания.
Телефонный разговор (на нидерландском языке) №2:
http://www.youtube.com/watch?v=Is3Do5xURrc
Перевод разговора:
Сотрудник полиции: Добрый день…
Людмила: Добрый день, я уже звонила, но забыла кое-что спросить. Я говорила с инспектором полиции Сара, можно опять с ней поговорить?
Сотрудник полиции: Да, одну минутку.
Людмила: Спасибо.
Сара Ахда: Алло, Сара говорит.
Людмила: Сара, извините, это опять Людмила Моисеенко, я забыла спросить имя прокурора, который вынес решение.
Сара Ахда: Прокурора? Один момент.
Людмила: Спасибо.
(инспектор полиции Сара Ахда отходит от телефона и с кем-то разговаривает)
Сара Ахда: Алло.
Людмила: Да.
Сара Ахда: Я могу только вам сказать, что решение принято прокуратурой по делам несовершеннолетних. Имя не могу сказать. Если вы хотите узнать имя, то вам следует действовать через адвоката.
Людмила: Но мой адвокат не может получить никакую информацию!
Сара Ахда: Я всего лишь чиновник полиции и не имею права делиться информацией.
Людмила: Понятно, спасибо. До свидания.
Сара Ахда: До свидания.
Инспектор уголовной полиции дала мне заведомо ложную информацию о имеющемся у нее официальном запрете на мои контакты с внуком и о подписании этого запрета моей дочерью. Его мне до сих пор не предоставили, но дочь они сильно запугали. Этот устный запрет является предостережением нам, угрозой, потому что как только я опять попытаюсь провести мед. экспертизу у внука, то мне его сразу же напишут задним числом!
24 мая 2011 я обратилась с жалобой в Верховный Суд Бельгии, в которой описала все ранее произошедшее по поводу педофилии в отношении моего внука, начиная с жалобы прокурору от 18 января 2011, и с просьбой остановить беспредел юстиции и полиции в г. Антверпене и предоставить правовую защиту моему внуку. Также я послала им 3 фотографии моего внука со следами секс.
надругательств.
14 июня 2011 из Верховного Суда Бельгии мне ответили, что они изучат, подходит ли моя жалоба для их расследования.
Также я обратилась в различные российские организации и СМИ, к Президенту РФ Медведеву с просьбой о помощи, т. к. я поняла, что в Бельгии мне правды не добиться. В российской он-лайн газете «Правда.ру» написали статью и сняли видеоролик с моим интервью с субтитрами на английском языке, который затем был растиражирован в интернете. Зная о том, что бельгийские адвокаты передают всю информацию о своих клиентах в вышестоящие инстанции, 26 июля 2011 я сообщила своему адвокату о моих обращениях в Россию (послав также ссылку на видеоролик) в надежде, что это поможет мне продвинуть дело по педофилии.
Через день после этого, 28 июля 2011, мне вдруг позвонил мой домашний врач Александр Керч (до этого однажды он мне также звонил в связи с тем, чтобы я держала его в курсе того, что происходит с моим внуком в деле по педофилии, т. к. ему звонили, как он сказал, из соответствующих органов с вопросами, а он ничего об этом не знает) и предложил мне придти сдать кровь на анализ, если я хочу и дальше наблюдаться у него, и что кровь надо сдавать раз в год (никогда раньше врачи не предлагали мне этого по телефону, к тому же я уже сдавала кровь за 7 месяцев до этого — он сам писал мне направление). Я тогда удивилась, но не придала зтому звонку особого значения.
В этот же день, 28 июля 2011, я получила письмо с пометкой на конверте «срочно» из Верховного Суда Бельгии (прил. 6), что мою жалобу будут рассматривать дальше, т. е. она подпадает под их критерии для расследования. Содержание письма явно не было срочным, оставалось только догадываться, в чем заключалась срочность для Верховного Суда Бельгии. Вскоре я это поняла, т. к. через неделю после этого мне позвонил некий русскоговорящий Игорь (не захотевший назвать свою фамилию) и представился независимым юристом, которому Павел Астахов, уполномоченный по правам ребенка в России, якобы дал указание разобраться в деле с моим внуком (позже я выяснила в Генеральном Консульстве России в Антверпене, что Астахов работает только через них и они сами бы со мной связались). Игорь хотел со мной лично встретиться в Брюсселе, чтобы, как он сказал, получить от меня письменные ответы из бельгийских инстанций и задать мне несколько вопросов, но я должна держать общение с ним в секрете, мол, им шум не нужен. Я заподозрила неладное и предложила пока ограничиться пересылкой документов через электронную почту. Он согласился. Мы переписывались в течение двух дней — в его письмах стояла автоматическая подпись «Dr Troian Igor» (прил. 7); по его мобильному номеру телефона +32 485 713 803 (прил. 8) я нашла в интернете некую фирму «Ренессанс Групп» («Renaissance Group») в Бельгии (прил. 9), которая предоставляет медицинские услуги для бывших соотечественников.
Игорь продолжал мне звонить и настойчиво предлагал встретиться, давил на меня тем, что, раз я не соглашаюсь на встречу, то он напишет Астахову о моем самоотводе и дело закроют и не будет тогда от него никакой помощи для моего внука. Когда я сказала, что в моей нынешней ситуации я боюсь встречаться с людьми, которых не знаю, он нервно ответил, что зачем же было доводить дело до
такого, что теперь приходится бояться, и что надо было все делать тихо и не кричать везде об этом! После этих слов я окончательно поняла, что Игорь (прил. 10) — подставное лицо и против меня что-то затевают через моих бывших соотечественников, чтоб у меня не возникло никаких подозрений.
Когда Игорь не смог со мной договориться о встрече в очередной раз, то в тот же день около 10 вечера (!) мне позвонила его сообщница, назвавшаяся Антониной Павловной Голиковой и также настойчиво предлагала встретиться в ближайщие 2-3 дня(складывалось такое ощущение, что это нужно им, а не мне). При этом она рассказала, что якобы встречалась лично с П. Астаховым в Москве, откуда она только что приехала, и что он сообщил ей о моем письме ему в блог и передал ей 3 фотографии моего внука, посланных ему мною, на которых запечатлены страшные последствия секс. надругательств. Но я Астахову ни в какой блог не писала, а 3 фотографии посылала в Верховный суд Бельгии.
Вскоре, благодаря интернету, выяснилось, что Игорь Троян — врач анестезиолог-реаниматолог (прил. 11 и 12), распространяющий информацию о своей фирме «Ренессанс Групп» под ужасным и многоговорящим ником «патан» (сленг патологоанатомов - прил. 13), и что на имена И. Трояна и А. Голиковой в Бельгии зарегистрирован патент на «неинвазивный метод и устройство для диагностики внутренних органов и тканей живого человеческого тела» (прил. 14). Значит, эти люди оба работают в медицине и, возможно, тесно общаются с трансплантологами. Я предположила, что меня хотят разобрать на органы. И, действительно, на cвоем сайте «Ренессанс Групп» эти люди предлагают также услуги по трансплантации (прил. 15). Полагаю, что меня решили убить с помощью врачей, т. к. я начала разглашать тайну о покрывании педофилии в Бельгии за ее пределами.
Я немедленно обратилась в Интерпол и в Следственный Комитет России с заявлениями об угрозе жизни, о чем и сообщила опять своему адвокату. После этого Игорь Троян и Антонина Голикова прекратили мне звонить и писать, что еще раз подтверждает связь этих людей с чиновниками из юстиции Бельгии. Но новые покушения на мою жизнь возможны вновь, т. к. я не оставляю попыток спасти своего внука от педофилов.
18 октября 2011, через 5 месяцев после даты подачи жалобы в Верховный Суд Бельгии, там приняли окончательное решение: что я, будто бы, жаловалась на решения прокуратуры и суда (которых тогда еще не было) и что их Комиссия по советам и расследованиям не может рассматривать жалобы о содержании судебных решений (прил. 16). Почему же тогда в июле месяце мне решили прислать срочное письмо, в котором сообщали, что их Комиссия по советам и расследованиям может рассмотреть мое дело, а через 2,5 месяца — что не может (при этом без зазрения совести сфальсифицировав факты)? Сначала, наверное, это был отвлекающий маневр, чтоб я на радостях не сильно задумывалась о подосланных независимых юристах-врачах, а потом уже ответили, как обычно всем отвечают.
Также вокруг меня стали происходить другие странные вещи. Например:
— в домах от общества социального жилья «Воонхавен Антверпен» (где я снимаю свою квартиру), вдруг поменяли правила и напечатали буклет. В нем, помимо некоторых обычных нововведений, появилось такое правило: в некоторых случаях сотрудники общества имеют право заходить в квартиру без разрешения хозяина: если хозяин квартиры никого не впускает или его нет дома, а им нужно потравить тараканов или поступил сигнал, что в квартире кому-то нужна медицинская или иная срочная помощь (но так всегда можно ворваться к любому в дом и заявить, что кто-то позвонил и сообщил, что в этой квартире звали на помощь…) К буклету прилагалась бумажка, в которой квартиросъемщик должен был расписаться, что согласен с новыми правилами. Я подписала с замечанием, что не согласна с этим пунктом правил;
— каждую осень я просила у своего домашнего врача рецепт на вакцину от гриппа для покупки ее в аптеке и сама себе ее ставила. Прививки от гриппа также были всегда платными и для детей. И вдруг мне с работы приходит письмо, что я могу от предприятия поставить бесплатную прививку. Для этого я должна подписать согласие, затем мне сообщат дату и время, когда в контору для вакцинации коллектива приедет врач. Позже я узнала, что взрослым на многих предприятиях стали предлагать прививки от гриппа. Но ведь неугодному человеку вместо вакцины можно вколоть что-то другое, а потом сказать, что у некоторых тяжелые реакции на вакцины, да он и сам хотел вакцинироваться — согласие имеется. Детей бесплатно от гриппа так почему-то и не стали прививать;
— когда зимой я заболела и пришла к домашнему врачу, у которого еще ни разу не консультировалась, то он, попросив у меня мою электронную карту медицинского страхования и посмотрев ее данные на компьютере, стал уговаривать, а затем и давить на меня, чтобы я подписала согласие на медицинское глобальное досье (полный сбор информации о заболеваниях, анализах и лечении человека изо всех медицинских учреждений страны, которая стекается к одному постоянному домашнему врачу), хотя я его предупредила, что я пришла к нему всего единственный раз, потому что мой врач сегодня не принимает. В зале ожидания этого врача я встретила одну свою знакомую и потом специально позвонила ей, чтобы узнать, предлагал ли он и ей открыть глобальное досье. Оказалось, что нет, не предлагал, хотя к нему она приходила не первый раз;
— примерно в это же время в домах от нашего общества социального жилья зачем-то решили всем жильцам поменять электронные карточки для мусорных контейнеров — они открываются только при прикладывании к ним этих карточек. При их получении все жильцы ОБЯЗАНЫ были подписать согласие на сбор информации о них, которая якобы нужна для этих электронных карт и которая будет передаваться в другие общества социального жилья (интересно, зачем?) Я подписала, но буквально через несколько дней на русскоязычном сайте в интернете наткнулась на информацию, что в российских школах под безобидным предлогом родителям предлагают подписать согласие на сбор какой-либо информации о их детях, но на самом деле собирается вся возможная информация. Тогда я обратилась в свое общество социального жилья с заявлением об отказе от сбора информации обо мне. Мне это стоило большого труда, т. к. служащие общества всячески пытались меня обмануть: сначала я должна была поверить их подтверждению на словах, затем хитронаписанному подтверждению на непередачу данных обо мне третьим лицам, но никак не прекращению сбора иформации, также они не желали ставить свои подписи и печати…
Все эти события следовали одно за другим. У любого человека, находящегося в моей ситуации, это вызовет опасения. И ненапрасные.
Возвращаюсь к делу моего внука… Из прокуратуры Антверпена мои адвокаты месяцами не получали ответов, а потом так же месяцами я ждала ответы от них, поэтому я сильно сомневаюсь, что адвокаты в Бельгии работают на благо своих клиентов, а не на бельгийскую систему «правосудия» (лучше сказать: лживосудия).
18 ноября 2011 я послала заказной почтой прокурору Антверпена запрос о состоянии дела по педофилии, а также, по причине того, что у меня нет больше адвоката, запрос на просмотр досье или получении копий из него. Также я просила вернуть мне мою фотокарту памяти со снимками. Ответ, который я ждала больше месяца (прокуратура должна отвечать в течении 2-х недель), гласил, что «Вы не являетесь ни жертвой, ни подозреваемой в деле и Вам не предоставлено разрешение на просмотр и взятие копий из него», а также, что «в деле не имеется объективных элементов, которые доказывают преступление» и что «малолетний не находится в опасности ни у отца, ни у матери» (прил. 17). Отказ прокурора в просмотре досье на том основании, что я не являюсь ни жертвой, ни подозреваемой в деле, противозаконен. Я — заявитель в деле и имею полное право его изучить.
На мои телефонные звонки в приемную для пострадавших прокуратуры Антверпена мне тоже отвечали, что я не имею права получать информацию о деле, т. к. я не являюсь ни пострадавшей, ни подозреваемой, но я настаивала на том, что я заявительница и имею право на информацию и тогда служащие приемной стали или бросать трубку телефона или давать мне ложную информацию о закрытии дела.
Также я, как заявитель, была поставлена в безвыходные условия: органы правосудия не известили меня о предстоящем судебном заседании Суда по делам несовершеннолетних Суда 1-ой инстанции Антверпена 22 ноября 2011 по делу № AN.37.LB.02940611 (я узнала о нем случайно спустя несколько месяцев) и тем самым лишили меня, заявительницу, возможности присутствовать на суде и давать показания, которые являются доказательствами и влияют на решение по делу, а также впоследствии, не предоставив мне судебного решения и лишив меня этим возможности ознакомиться с ним и опротестовать его в вышестоящей инстанции. Так как судом был нарушен принцип личного участия заявителя в судебном заседании, то, отказавшись исследовать доказательства, устанавливающие наличие обстоятельств, имеющих значение для правильного рассмотрения и разрешения дела, суд проявил заинтересованность в исходе дела в пользу стороны подозреваемого в педофилии Р. К. Фактически, состоявшееся судебное заседание носило формальный характер.
О деле №AN.37.LB.02940611 я так и не получила никакой информации, а 29 ноября 2011 я получила уведомление о закрытии дела № AN.37.LB.18280/11 по причине недостаточности доказательств, датированное прокуратурой от 7 ноября 2011 (прил. 18) и 18 января 2012 — о закрытии дела №AN.37.99.34-11, датированное прокуратурой от 30 декабря 2011 (прил. 19).
Прокуратура Антверпена игнорировала все имеющиеся улики, доказывающие, что мой внук — жертва педофилии, неправомерно закрыла инициированное мною дело будто бы по причине недостаточности доказательств, которые сама же и скрывает: результат мед. обследования внука и мою фотокарту памяти со следами секс. надругательств над внуком. Дело в отношении Р. К. умышленно не расследовано.
Моя жалоба в вышестоящую инстанцию — Генеральному прокурору Антверпена о незаконном закрытии дел по педофилии якобы по причине недостаточности доказательств и с просьбой рассмотреть их в связи с тем, что у прокуратуры есть неопровержимые доказательства сексуального надругательства над моим внуком — это фотографии со следами сексуальных надругательств и справка гинеколога о проведенном им мед. обследовании (гинеколог назначается и вызывается полицией специально для проведения обследования по поиску следов спермы преступника у жертвы после того, как сексуальное надругательство подтвердит детский врач клиники), была им отослана опять на рассмотрение того же самого прокурора. А ведь Генеральный прокурор обязан рассмaтривать жалобы, в которых ставится вопрос о признании незаконными или необоснованными решения и действия (бездействия) прокурора.
Несмотря на все мои обращения в различные внутренние инстанции и организации по защите детей в Бельгии, а также открытое письмо королю, мой внук не был взят под защиту бельгийского правосудия и, как и прежде, продолжает подвергаться растлению и сексуальным надругательствам со стороны своего отца и «дяденьки», про которого рассказывал мне внук. Возможно, что этот «дяденька» занимает пост прокурора и мой внук стал также и его жертвой взамен на «крышу» для его отца.
Весной 2012 я подала жалобу в Европейский Суд по правам человека в Страсбурге, которая была составлена мною при активном участии российского юридического эксперта; были соблюдены все правила заполнения формуляра жалобы и ее подачи вместе с доказательствами по делу, но моя жалоба неправомерно была объявлена ЕСПЧ неприемлемой к рассмотрению (прил. 20)! Впоследствии через интернет я познакомилась с другими женщинами из разных стран Европы, дети или внуки которых также стали жертвами отцов-педофилов, и узнала от них, что дела по их жалобам в Страсбурге и в Женеве также не рассматривались или позже были закрыты; также тем матерям, которые проживали в чужой стране и которым удавалось увезти детей от педофилов на свою родину, бывало, частично помогали, но в конце концов все оборачивалось так, что детей все же возвращали отцам-педофилам — этому способствовали местные высшие чины из юстиции и полиции. Напрашивается вопрос: а не связаны ли все эти чиновники из органов власти разных стран между собой, раз они так помогают друг другу? И если да, то что это за международный тайный союз, покрывающий преступления против детей и их родителей?
События последних дней:
Вечером 22 ноября 2012 года у меня зазвонил телефон (прил. 21), на котором определился номер фирмы «Ренессанс Групп» (прил. 9) и женский срывающийся голос представился Антониной Голиковой (прил. 22). Она была очень разгневана тем, что я выложила их имена (ее и, как она сказала, ее мужа Игоря Трояна) в интернете и потребовала, чтобы я убрала их из сети, т. к. все написанное мною о них якобы не соответствует действительности. Я ей ответила, что раз она считает мой рассказ о них клеветой, то она может подавать на меня в суд. Сначала ей эта идея как будто очень понравилась и она воскликнула, что сделает это. Я ответила, что это очень хорошо, пусть подает и мы там во всем разберемся — кто прав, а кто виноват; и тут она вдруг заявила, что делать этого не будет, потому что мне нужен большой скандал, чтобы раздуть историю о внуке. Интересно, если она утверждает, что они хотели помочь моему внуку, то почему ей невыгоден шум по этому поводу? Далее она стала опять, как и более года назад, заявлять, что они, мол, выполняли задание П. Астахова (кстати, у моего внука еще нет российского гражданства), и что он им написал об этом по электронной почте и что она с ним лично общалась в Москве, где он и передал ей 3 фотографии моего внука со следами сексуального насилия. На мой вопрос: откуда у Астахова 3 фотографии моего внука (именно 3 фотографии я посылала в Верховный Суд Бельгии!), то она ответила, что их ему передал президент России Дмитрий Медведев. Какой бред! На мой вопрос, откуда у президента России эти 3 фотографии, она ответила, что не знает, наверное, это я их ему послала (!) И что Д. Медведев дал указание П. Астахову разобраться, что там в Бельгии происходит… Интересно… Насколько мне известно, из УПРАВЛЕНИЯ ПРЕЗИДЕНТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ ПО РАБОТЕ С ОБРАЩЕНИЯМИ ГРАЖДАН И ОРГАНИЗАЦИЙ мое письмо было переслано в МИД России, о чем меня оттуда письменно и уведомили. И, наверное, просто забыли уведомить, что со мной также свяжется пара независимых юристов-врачей Голикова-Троян, получивших в Бельгии патент на устройство для диагностики внутренних органов и тканей живого человеческого тела…
Также Голикова, видимо, в пылу гнева, сообщила мне, что консул республики Узбекистан, являясь их близким другом (чему я верю, т. к. их фирма организовывает консульскую защиту своим клиентам — прил. 23) и, находясь у них в гостях, рассказал им о том, что я обращалась в Посольство республики Узбекистан с проблемой по поводу моего внука, и что я говорила ему о размещенной мною в интернете истории о борьбе за внука, в которой я описываю настойчивое желание А. Голиковой и И. Трояна встретиться со мной якобы для помощи моему внуку по заданию П. Астахова и о моих подозрениях на то, что они хотели разобрать меня на органы. Голикова также рассказала, что они все смеялись и думали, что это шутка и что женщину надо проверить, все ли в порядке у нее с головой, а сейчас, мол, она увидела, что мой рассказ действительно размещен в интернете и что это не шутка… Далее она опять начала мне грозить судом, вероятно, забыв, что им не нужен громкий скандал; опять приглашала с ними встретиться и тогда, мол, она мне докажет (на столе трансплантолога?), что они действительно связывались со мной по распоряжению П. Астахова; сорвавшись на крик, заявляла о их добродетели — что они работают в организации «Врачи без границ» и ездят по всему миру; что защищать внука — это дело его родителей (да, конечно, особенно это дело отца-педофила), а не бабушки. Во время разговора я иногда слышала странные попискивания в трубке, не связанные с моим телефоном, поэтому не удивлюсь, если выяснится, что ею велась запись нашего разговора и что он впоследствии будет смонтирован.
Во всем этом меня больше всего поразило то, что мой личный разговор с консулом стал достоянием не просто посторонних людей, но к тому же и моих врагов (интересно, что еще им стало известно из моего с ним разговора…) В связи с этим я написала консулу письмо (прил. 24).
К тому же, мне непонятно, почему консул на запрос дочери получить узбекский паспорт (у нее до сих пор нет никакого), отвечает, что никто ей узбекского гражданства не даст, т. к. она его не запрашивала ни в 16, ни в 25 лет (но она родилась в Узбекистане, вписана в мой старый узбекский паспорт и ее отец также гражданин Узбекистана) и что он выдаст ей сертификат на возвращение в Узбекистан, пусть туда едет, получает там паспорт и возвращается в Бельгию. Но как-то странно: если ей гражданства не дадут, то как она получит паспорт в Узбекистане? Скорее всего, если она уедет, то обратно уже не сможет вернуться. Я пришла к выводу, что надо сделать запрос на гражданство в Посольстве Узбекистана, а отец моей дочери обещал написать ей согласие на это (он проживает в Узбекистане)… Я сообщила об этом консулу, но он стал отговаривать. Тут вдруг отец дочери (его адрес мы обязаны были сообщить в Посольстве) пропал: перестал выходить с ней на связь (уже два месяца). Его жена, которая тоже немного общалась с моей дочерью, также не выходит с ней на связь. Даже и не знаю, связаны ли как-то эти все последние события между собой. Скорее всего, да…
Продолжая свою борьбу за спасение моего внука, в интернете я разместила петицию, которая с каждой десятой подписью отсылается по электронной почте министру юстиции и в парламент Бельгии, представителям ООН в Европе и в Америке, уполномоченным по правам человека и уполномоченным по правам детей в Европе и в РФ:
http://www.change.org/ru/petitions/a-little-boy-is-under-sexual-abuse-in-belgium
Помочь мне в моей борьбе за внука можно, подписав петицию и распространив ее.
Приложение 1. Страница из протокола допроса AN.37.LB.18280/11 (без подписи инспектора полиции).
Приложение. 2. Справка гинеколога дом. врачу о проведенном мед. обследовании.
Приложение 2а. Перевод справки гинеколога дом. врачу.
Приложение 3. Руководство для жертв сексуального насилия.
Приложение 4. Страницы из руководства для жертв сексуального насилия.
Приложение 4а. Перевод cтраницы из руководства для жертв сексуального насилия.
Приложение 5. Фото внука после возвращения от своего отца.
Приложение 5a. Фото внука после возвращения от своего отца.
Приложение 5b. Фото внука после возвращения от своего отца.
Приложение 5c. Фото внука после возвращения от своего отца.
Приложение 6. Конверт из Верховного Суда Бельгии с пометкой срочно.
Приложение 7. Эл. письмо от Игоря Трояна.
Приложение 8. Фотография моего мобильного телефона с сообщением от Игоря Трояна.
Приложение 9. Телефонные номера «Ренессанс групп» и И. Трояна.
Приложение 10. Фотография Игоря Трояна.
Приложение 11. И.Троян — анестезиолог.
Приложение 12. И. Троян — анестезиолог-реаниматолог.
Приложение 13. Ник И. Трояна — «patan».
Приложение 14. Скриншот с федерального сайта http://economie.fgov.be c информацией о патенте А. Голиковой и И. Трояна.
Приложение 15. Трансплантология — Renaissance Group
Приложение 16. Окончательное решение Верховного Суда Бельгии от 18 октября 2011.
Приложение 16а. Перевод окончательного решения Верховного Суда Бельгии от 18.10.2011
Приложение 17. Ответ прокурора г. Антверпена от 23 декабря 2011.
Приложение 17а. Перевод ответа прокурора г. Антверпена от 23.12.2011
Приложение 18. Уведомление о закрытии дела AN.37.LB.1828011 oт 7 ноября 2011.
Приложение 18а. Перевод уведомления о закрытии дела от 07.11.2011
Приложение 19. Уведомление о закрытии дела AN.37.99.34-11 oт 30 декабря 2011
Приложение 19а. Перевод уведомления о закрытии дела от 30.12.11
Приложение 20. Решение Европейского суда по правам человека о неприемлимости моей жалобы.
Приложение 21. Звонок от Голиковой 22 ноября 2012.
Приложение 22. Данные: Antonina Golikova + номер телефона.
Приложение 23. Консульская защитa от «Renaissance Group».
Приложение 24. Электронное письмо консулу Узбекистана.
Дата написания: декабрь 2012 г.
Внимание! После публикации в интернете всей правды о так называемом Медицинском Консалтинге Renaissance Group, сайт торговцев человеческими органами переехал сюда:
http://bellweb.be/antonina.be/011.html
Читайте по теме:
Бельгия: жалоба на королевского прокурора г. Антверпена Германа Дамса.
Читайте также:
Cтруктура международной сети педофилии и сатанизма.
Педофилия в бельгийских детских садах.
Педофилия в Бельгии: похищение детей системой.
Марш бельгийских педофилов.
Бельгия: педофилия и сатанизм в высших эшелонах власти.
Бельгия. ЗАЩИТА ПЕДОФИЛЬСКИХ СЕТЕЙ (видео о бельгийском монстре-педофиле Марке Дютру и о системе во власти, которая не ищет похищенных детей и защищает педофилов).
donderdag 14 maart 2013
Belgié: klacht tegen Procureur des Konings van Antwerpen Herman Dams
Betreft : Moiseenko / klacht
Geachte Procureur-Generaal,
Ik, ondergetekende, MOISEENKO Luydmila, wonende te **** Antwerpen, *****, wend mij tot u met een klacht tegen Procureur des Konings van Antwerpen Herman Dams.
Op 18 januari 2011 heb ik een klachtschrift overgemaakt in handen van Procureur des Konings van Antwerpen wegens mijn vermoeden van seksueel misbruik van mijn minderjarige kleinzoon K. D. door diens vader K. R.
Naar aanleiding van deze klachtschrift werd ik gehoord door de diensten van de Jeugdbrigade op 5 februari 2011. Hiervan werd proces-verbaal opgemaakt, gekend onder het notitienummer AN.37.LB.018280/2011; kopie van dit verhoor (1-e pagina) in bijlage toegevoegd.
Mijn kleinzoon werd tijdens de nacht van 25.02 op 26.02.2011 medisch onderzocht vanwege duidelijk zichtbare tekenen van seksuele misbruiken (na 1 week van verblijf bij vader) met gebruik van de Seksuele Agressie Set en er werd proces-verbaal opgemaakt, gekend onder het notitienummer 37.LB.02940611. Tevens heb ik fotobewijzen van het seksueel misbruik van mijn minderjarige kleinzoon aan het Parket bezorgd (dit kunt u in het verhoor lezen). Mijn fotogeheugenkaart kreeg ik niet terug en ook niet het ondergoed en beertje van mijn kleinzoon (welke ik opnieuw terug vorder). Dit teneinde om mij geen kans te geven om een bijkomend onafhankelijk onderzoek te laten opstarten. Ik heb ook nooit een kopie van het resultaat van medisch onderzoek gekregen of gezien hoewel heb ik er Procureur des Konings om heb gevraagd; kopien van verhoor en doktersbrief in bijlage toegevoegd.
Na een week nam ik telefonisch contact op met politieagent Sarah Ahda (Lokale Recherche, Mareestraat 1, Antwerpen) die mij liet weten dat K. R. niet onder verdenking werd gesteld en dat ze een PV gingen opstellen tegen mijn dochter.
Ik ben zeker dat sexueel misbruik van D. gebeurt in huis van zijn vader en dat moest ik bewijzen. Daarom ging ik op maandag 9 mei 2011 naar de school van D., want hij verbleef toen vanaf vrijdag 6 mei 2011 terug bij zijn vader. D. was op school. De kinderen op dit moment, toen kwam ik, stonden in WC en ik kon gemakkelijk zijn poep nakijken. Wat ik zag, waren duidelijke sporen van sexueel misbruik. Zonder één seconde te twijfelen heb ik de nummers 101 en 100 gebeld.
Toen de ambulance kwam, zei ambulanceverpleger tegen mij dat het kind in het ziekenhuis door een arts moest onderzocht worden omdat hijzelf hiervoor niet bevoegd was. Daarna kwam er een politiewagen. De politieagenten begonnen te bellen en kregen een bevel, ik vermoed, om kindje naar ziekenhuis te brengen in geval als hij geen sporen van seksueel misbruik heeft (om valse oproep tegen mij te noteren). De ambulanceverpleger moest dan zelf mijn kleinkind in de school onderzoeken (ik kreeg verbod tijdens de onderzoek ook daar zijn!), maar heeft seksueel misbruik bij het kind vastgesteld. Ik heb dat zelf gehoord van de politievrouw, die met haar collega sprak en ze zei nog dat ze niet te weten wat ze nu moest doen, waarop haar collega antwoordde "Chef bellen". Ze deed wat haar collega zei en belde naar de Chef. Dan de ambulanceverpleger werd door politie weggestuurd in plaats van mijn kleinzoon naar ziekenhuis te brengen en daar door de artsen laten onderzoeken. Daarna werd een proces-verbaal opgemaakt, maar de politieagent schreef geen woord over gekomende ambulance en onderzoek door ambulanceverpleger. Ik was in shock van wat er gebeurde en heb verhoor ondertekend. Dit proces-verbaal gekend onder het notitienummer 37.99.34/11; kopie van dit verhoor in bijlage toegevoegd.
De Chef van de politie is nadien zelf naar school gekomen om tegen mij te zeggen dat er geen sexueel misbruik werd vastgesteld en dat hij tegen mij proces-verbaal zal opmaken als ik stop niet.
Een week later werd mijn dochter gebeld door de politieagent Sarah Ahda die zei dat door verbod van Procureur ik mijn kleinkind niet meer mag zien anders wordt mijn kleinzoon van mijn dochter afgenomen. Toen heb ik zelf naar de politie gebeld waar ik hetzelfde antwoord kreeg; opnames hiervan op CD in bijlage toegevoegd.
Dossiers AN.37.LB.018280/2011 en 37.99.34/11 werden onwettelijk geseponeerd wegens onvoldoende bewijzen en die werden gedekt door Procureur des Konings; kopies van berichten over geseponeerde dossiers in bijlage toegevoegd.
Dossier 37.LB.02940611 eindigde met de zitting in de Rechtbank. Hiervoor werd ik niet uitgenodigd en kon ik aldus niet aanwezig zijn. Ik vernam over de datum van de zitting pas veel later. Bijgevolg werd mij de mogelijkheid om de bewijzen die ik voorzien had om te tonen ontnomen. Per definitie oordeelde de Rechtbank dat mijn kleinzoon niet in gevaar was (ik heb geen besslissing in mijn handen gekregen). Dus, moet hij twee weken per maand met zijn vader wonen, terwijl seksueel misbruik door twee artsen (kinderarts en ginecoloog) tijdens de nacht van 25.02 op 26.02.2011 werd vastgesteld (en daarom hebben ze medisch onderzoek met gebruik van de Seksuele Agressie Set gedaan; zie "De set seksuele agressie in het kader van de gerechtelijke procedure" van Prof. G. De Roy: "De SAS werd in het leven geroepen om voor bewijsmateriaal te zorgen bij verkrachting en/of aanrandingen voor zover er sporen aan te treffen zijn")!
Mag ik u vriendelijk doch dringend verzoeken om mijn klacht tegen Procureur des Konings van Antwerpen Herman Dams ter harte te nemen en grondig te laten onderzoeken en hem te bestraffen.
Hoogachtend
(handtekening)
Lyudmila Moiseenko
P.S. Kopie van deze klacht (zonder namen van verdachte pedofiel en zijn slachtoffer) wordt eveneens naar verschillende media in Belgie en andere landen gestuurd.
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Bijvoegsel op 04/08/2013:
Ongeveer drie maanden was er geen nieuws in verband met het indiening van mijn klacht tegen procureur des Konings van Antwerpen, maar later werden de ouders van mijn kleinzoon ondergevraagd: in het huis van de moeder van het kind kwam zonder waarschuwing een politieagent en maakte er een verhoor op, en vader - een "verdachte" pedofiel werd opgeroepen voor verhoor door de bevoegde autoriteit. De belangrijkste vraag van de verhoren was of heeft de grootmoeder contacten met haar kleinzoon? (!) Ik ben verzoekster, maar werd niet voor verhoor opgeroepen.
Vanwege het feit dat mijn dochter is buiten Belgié, check ik haar postbox, er was een brief van Sociale Dienst voor Gerechtelijke Jeugdbijstand.
Kopie van een brief van een sociale dienst voor jeugdige rechtszaken.
Het is in plaats om een onderzoek tegen procureur Herman Dams te openen, die pedofielen beschermt en waartegen mijn klacht werd ingediend, het controlesysteem van België (dat goed beschreven in het dagboek van Anna Sinitsina) een onderzoek geopend om uit te vinden of het communiceert onrustige grootmoeder met haar kleinkind en de situaties ontdekken waarin het controlesysteem kunt krijgen haar te zwijgen! Tot dusver is helpt niet de dreiging van politie om tegen mij proces verbaal te openen (toen probeerde ik in mei vorig jaar mijn kleinzoon te nemen voor een tweede medische onderzoek), noch het verbod van de communicatie met het kind, noch poging tot doodslag van artsen-beulen. Wat zal het Belgische systeem van controle nog komen? In ieder geval, pedoklotzaken (ik weet dat jullie aan het lezen al mijn publicaties), jullie zullen me niet stoppen! Ik weet al dat jullie voor alles klaar zijn, maar ik zal niet moe zijn voor het kind vechten en ik zal de Belgische pedosysteem beschuldigen totdat ik mijn kleinzoon ripp uit van jullie verachtelijke potten! Hoe langer mijn strijd, hoe meer de wereld (vooral door de Russisch-sprekende mensen die wonen in alle delen van de wereld) zal over het Belgisch pedosysteem leren! Maar indien zal iets met mij, of mijn dochter en kleinzoon gebeuren, zal iedereen weten op wiens orde was het gedaan!
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Bijvoegsel op 21/08/2013:
Open prief aan consulent van Sociale Dienst voor Jeugdige rechtszaken:
Geachte Caroline Van Vracem,
Ik ben moeder van M**** M**** en ik heb vernomen dat de mensen van de Jongeren Welzijn thuis bij mijn dochter kwamen. Maar mijn dochter is afwezig wegens familieomstandigheden. Daarom kon zij niet ook op gesprek 14 augustus 2013 zijn (de brief heb ik in haar brievenbus gevonden). De vader van het kind R**** K**** was op de hoogte gebracht dat ze moet afreizen en ik vind heel raar dat in afwezigheid van mijn dochter de activiteit van alle jongerendiensten (jongerenwelzijn en de jeugdrechbank die opdracht aan jullie - Sociale Dienst voor Gerechtelijke Jeugdbijstand gave om maatschappelijk onderzoek op te stellen omtrent het kind D**** K****) geïntensiveerd.
Ik weet dat de vader van het kind een plan heeft om het kindje weg te nemen van de moeder. R**** bood al vroeger 10.000 euro aan mijn dochter en ze heeft er geweigerd. Nu heb ik verdenkingen dat R**** het kind wilt krijgen via de jeugdrechtbank, waarin bestuurt Procureur des Konings van Antwerpen Herman Dams (tegen wie heb ik al klacht aan Procureur-Generaal ingediend in verband met toedekking van pedofiliezaak).
Met vriendelijke groeten, 20.08.2013
Lyudmila Moiseenko.
Abonneren op:
Posts (Atom)